Чингисхан. Книга 3. Солдаты неудачи - Страница 44

А их предводитель, сидя в установленной на большой телеге походной юрте, до вечера не мог разжать руку, в которой лежала фигурка серебряного волка.

Когда Чингисхан увидел стены и башни Сюаньхуа, то нахмурился, помрачнел и скрылся в своей юрте. Огромные, сложенные из каменных глыб бастионы можно было взять только с помощью осадных орудий и лестниц, причем на это ушли бы месяцы.

Сюаньхуа высился над узким ущельем, через которое лежала дорога на главную из пяти столиц империи Цзинь — блистательный Чжунду. Армия монгольского владыки не могла минуть крепость, которая, подобно воротам, закрывала проход в страну.

Накануне дозорные разъезды монголов поймали цзиньского чиновника, вместе с семьей скрывавшегося в овраге. Когда его привели к Чингисхану, цзиньец отказался разговаривать. Однако раскаленный железный прут, приложенный к бритой голове, развязал ему язык, и сын Есугея узнал, что в крепости стоит большой гарнизон в сорок тысяч воинов, немало беженцев с окрестных земель и имеется изрядный запас продовольствия.

Идти вглубь империи Цзинь, оставив в тылу Сюаньхуа, было невозможно. Тратить время на длительную осаду — тоже. Повелитель монголов думал недолго.

- Там, где бессилен могучий, побеждает хитрый, — сказал он и велел вызвать Джебе-нойона.

Когда тот явился, опустился на колени и низко поклонился своему владыке, Чингисхан произнес:

- Помнишь, как ты стрелял в меня и ранил в шею? Шрам остался до сих пор. Поэтому, когда я попадаю в затруднительное положение, то всегда вспоминаю тебя. Встань, подойди. Стрела летит быстрее ветра. Тебе предстоит доказать, что не зря я назвал тебя Джебе…

На следующий день три тысячи самых искусных всадников, посаженные на специально отобранных коней-хурданов, способных бежать быстрее всех в степи, двинулись к стенам Сюаньхуа. Джебе-нойон возглавлял этот отряд. Он ехал впереди на кауром жеребце, безмятежно покусывая сорванную травинку.

Цзиньцы заметили неприятеля, и по ущелью поплыл хриплый вой боевых труб. Крепость имела трое ворот. Все они были открыты — внутрь вползала нескончаемая масса беженцев. Джебе выплюнул травинку и хлестнул коня плетью.

— Ху-р-ра!

Монголы бросились к воротам крепости, отчаянно вопя и размахивая мечами. Безжалостно рубя разбегающихся в ужасе крестьян, воины Джебе смяли стражников и ворвались в ворота. Тут монголы спешились и начали обстреливать стены и башни Сюаньхуа изнутри. Одновременно несколько десятков нукеров зажгли факелы и принялись поджигать соседние с воротами дома.

Внезапность нападения, жестокость монголов и легкость, с которой они очутились внутри считавшейся неприступной крепости посеяли среди цзиньцев настоящую панику. Но чжурчжэнский князь Хушаху, возглавлявший гарнизон, быстро навел порядок и отправил своих воинов отбить ворота. Против трех тысяч монголов было брошено вдесятеро большее войско. С четырех сторон подойдя к привратной площади, на которой засели монголы, цзиньцы устремились в атаку.

Монголы, увидев многократное превосходство неприятеля, не приняли боя. В страхе они запрыгивали в седла и со стенаниями уносились прочь из города, зачастую даже бросив оружие. Цзиньцы, окрыленные успехом, бросились в погоню. Князь Хушаху с самой высокой башни Сюаньхуа лично руководил действиями своих воинов. Потрясая тростью, он кричал:

- Убейте их всех, всех!

Всадники Джебе хлестали коней. Цзиньцы нагоняли их. Казалось, еще чуть-чуть, еще мгновение, и отряд монгольских воинов будет изрублен, истреблен до последнего человека.

Но всякий раз, когда гибель храбрецов казалась неминуемой, они находили силы, чтобы чуть-чуть, на длину копейного древка, оторваться от преследователей.

Эта гонка со смертью продолжалась до тех пор, пока почти все войско цзиньцев не выехало за пределы стен Сюаньхуа, чтобы поучаствовать в погоне за варварами. К этому моменту Джебе и его воины домчались до желтой скалы с косой вершиной, возле которой дорога поворачивала, устремляясь на север.

Князь Хушаху так и не понял, что произошло затем. Вот его воины гонят нечестивых монголов. Вот они почти догнали их… И вдруг откуда-то, словно из-под земли, возникает множество варваров на конях. Они мгновенно окружают цзиньцев, набрасываются на них и истребляют на месте.

- О горе! Тела моих людей лежат друг на друге, словно дрова в поленнице, — потрясенно пробормотал Хушаху, спускаясь с башни.

Он приказал оседлать коней и вместе с оставшимися воинами покинул Сюаньхуа, не дожидаясь, когда Джебе во второй раз — и уже окончательно — возьмет крепость.

Монголы сожгли город, перебив всех находившихся в нем людей. Чингисхан, тиская волка, хмурил брови, озирая груды мертвых тел среди дымящихся развалин.

- Это ждет и всех прочих цзиньцев, — сказал он и приказал двигаться дальше.

Теперь перед монголами лежала Великая Китайская равнина.

Казаки приезжают в начале июня. Их четырнадцать человек, все в хорошем камуфляже, крепкие, уверенные в себе ребята.

Но отношения с ними сразу же не складываются. Казаки смотрят на нас свысока, обращаются: «Э, мужик!». Когда же Шпала называет кого-то из них мужиком, нам в довольно жесткой форме объясняют, что они — казаки, а не мужики.

Зато теперь мы становимся полноценной боевой единицей и официально именуемся «диверзантско-извидьжьски одред «Црны вукови»». На нашей форме появляются нашивки с черным силуэтом волка на фоне желтой Луны и эмблемки с двуглавым российским орлом.

Военная рутина затягивает. Рейды, дозоры, дежурства. Пять раз за месяц сталкиваемся с диверсионными группами хорватов. Миротворцы пропускают их через свои зоны ответственности беспрепятственно. Через перевал ведет много тропок, и нам приходится день и ночь проводить в лесу. Спим урывками, едим на ходу. Шпала похудел так, что, кажется, от него прежнего осталась только половина.