Чингисхан. Книга 3. Солдаты неудачи - Страница 17


К оглавлению

17

- Ну и слава богу, что приехал.

- А я думал, вы с ней…

Качаю головой.

- Все нормально, Андрюха, это мои дела.

- Понял, не лезу, — Гумилев кивает в ответ. В это время к нам подходит официантка, и Андрей, радуясь, что может соскочить со скользкой темы, делает заказ — подробно и обстоятельно. Я слушаю рассеянно, внимание привлекают только неизвестные мне слова «сальтимбокка» и «маскарпоне». Судя по тому, сколько всего назаказывал Гумилев, он пришел на встречу очень голодным.

Официантка быстро приносит закуски, и Андрей с аппетитом набрасывается на еду. Маскарпоне оказывается мягким сливочным сыром, его подают с ломтиками апельсинов на небольших белых тарелках. Я намазываю его на хлеб, как плавленый сырок «Дружба» из моего детства. Впрочем, хлеб здесь тоже необычный, с хрустящей корочкой и сильным чесночным привкусом.

- Их взяли четыре часа назад, — дожевав, сообщает Гумилев. — Не знаю уж, что там наши доблестные органы мутили, но на похоронах появился не только Богдашвили, но и твой Галимый. Да еще — представь — со стволом в кармане. А с ними десяток бандюганов калибром помельче. Мне Крупин, это майор-кэгэбэшник, или как они там сейчас — ФСК? — отзвонился только что. Так что хоронили меня весело и шумно.

- Долго жить будешь. Примета такая.

- Знаю, слышал, — Андрей улыбается.

- Проблем с КГБ… с ФСК не было?

- Да какие проблемы? Им же показатели тоже нужны. А тут такое жирное дело — дружок твой, как я понял, большая фигура на бандитском поле России. Я, как только помянул его, все сразу забегали, словно я им живого Гитлера привел. Ну и на Богдашвили у них материала полно было, не хватало только какой-нибудь чисто уголовной зацепки.

Я задаю вопрос, давно уже вертящийся на языке:

- Про меня спрашивали?

Андрей мрачнеет.

- А ты как думаешь? Ты им нужен, Артем. Очень. Ты, вместе со мной — главный свидетель обвинения.

Я невесело усмехаюсь. Как же, свидетель… А три трупа в квартире Нади? Как только они докопаются до этого, а они обязательно докопаются, так я моментально — р-раз! — и превращусь из свидетеля в обвиняемого, причем светит мне едва ли не «высшая мера». Или сейчас расстрела нет?

- Извини, — говорю Гумилеву. — Ничего не выйдет.

- Кто бы сомневался, — понимающе кивает он. — Крупин так и сказал.

- И что? Тебя пасут, и меня сейчас повяжут? — я произношу эти слова вроде бы шутливым тоном, но голос мой подрагивает от внутреннего напряжения. Ощупываю взглядом полутемный зал «Палермо». Нет, вроде бы все спокойно…

- Хорошего же ты обо мне мнения, — каменеет лицом Андрей. — Я им сказал, что ты давно уже за бугром нервы лечишь. Правда…

- Что «правда»?

Он лезет за пазуху и достает черную коробочку с кнопками.

- Вот, диктофоном меня премировали. Крупин сказал — если вдруг буду с тобой по телефону общаться, хорошо бы, чтобы ты надиктовал показания. Тебе, мол, уже без разницы, а родному государству польза.

Я криво ухмыляюсь. Неизвестный мне майор Крупин, конечно, тот еще жук… «Родному государству». Где оно, мое родное государство…

- Надиктовать-то я, конечно, надиктую. Но все это ерунда.

- Почему?

- Понимаешь, Андрей, меня нет. Я не гражданин, не имею документов и биография моя… как бы это помягче… не совсем моя.

Гумилев снова кивает:

- То, что ты человек непростой — и слепой заметит. Я даже не рискну предположить, сколько тебе лет.

- Шестьдесят первого года рождения. В конце семьдесят девятого меня призвали в армию, через пару месяцев попал в Афганистан. А дальше… В общем, там много всякого было и теперь при желании меня можно выставить и дезертиром, и преступником. Но официально я, Артем Владимирович Новиков, погиб. Моя мать получила уведомление, похоронку то есть. И погиб я, Андрюха, аж в восьмидесятом году. Сам понимаешь — светиться в суде мне никак не резон.

В это время приносят сальтимбокка, похожие на тонкие котлеты, на которые сверху положены ломтики ветчины.

- Знаешь, что по-итальянски значит «сальтимбокка»? — подмигивает мне Андрей. — «Прыгни в рот»!

- Понятно, — мне это, честно говоря, не слишком интересно, куда важнее другое. — Кстати — ты просьбу мою выполнил?

- Просьбу? Да, конечно, — он лезет в карман, достает листочек. — Вот, держи. Новикова Валентина Николаевна. Тут все записано — и адрес, и данные. Только телефона нет. Там новые дома, она недавно переехала, еще линии не провели. Да, вот деньги еще, три тысячи долларов. Возьми.

- Спасибо, — я убираю плотную пачку купюр, внимательно изучаю адрес, потом прячу листочек поближе к сердцу, улыбаюсь.

Сегодня я увижу маму.

В углу зала на кронштейне укреплен большой телевизор. Он работает бесшумно, сейчас там показывают рекламу. Красочный ролик какого-то импортного шоколада сменяется выпуском новостей.

- Смотри, смотри, — толкает меня Андрей.

На экране — кадры оперативной съемки. Кладбище, похоронная процессия. За гробом идут люди. Сверху неспешно падает снежок.

- Девушка, — обращается Гумилев к официантке, — можно на минутку звук прибавить?

Если официантка удивлена, то ничем этого не показывает. Она берет со стойки пульт и нажимает какие-то клавиши.

Голос диктора перебивает тихую музыку Эннио Морриконе:

- Сегодня в результате спецоперации, проведенной сотрудниками ФСК, были задержаны известный предприниматель Богдашвили и глава организованной преступной группировки Галимов. Богдашвили и Галимов вступили в преступный сговор с целью устранения предпринимателя, имя которого в интересах следствия не разглашается. Но благодаря упреждающим оперативным действиям ФСК, киллер, нанятый преступниками, выдал планы своих заказчиков. Во время мнимых похорон…

17