Чингисхан. Книга 3. Солдаты неудачи - Страница 15

- Вот! — Чингисхан привстал в седле и указал на стрелка. — Таким должен быть истинный монгол. Я люблю тех, кто прям и отважен. Встань, воин! Отныне зваться тебе Джебе и быть при мне нукером первой сотни. Джелме, прими его как брата и не держи зла. А теперь, тайджиуты, седлайте коней — мы возвращаемся на родные всем нам земли. Ху-ррр-а!

И тысячи обрадованных голосов поддержали клич своего господина:

- Хуррр-а-а!!

…С той поры много воды утекло в Ононе. Где ныне былая сила Джамухи? Где слава меркитов, найманов, татар? Втоптана она копытами монгольских коней в пыль и теперь лишь белые кости на местах сражений напоминают о тех, кто дерзнул противиться воле Вечного Синего неба — и серебряному волку.

Правда, коварный тигр Джамуха не успокоился. С остатками племени джардаранов и последними из вольных нойонов кочевал он на окраинах монгольских степей, изредка разоряя курени и убивая слуг Чингисхана. Пользовался Джамуха тем, что не до него было сыну Есугея — новая беда нависла над его народом.

Обеспокоенные мощью нового монгольского владыки, зашевелились за Великой стеной цзиньцы. Посланники Алтан-хана прибыли ко двору названного отца Чингисхана Тоорила кераитского. Золотом и лестью убедили старого хана стать карающим мечом золотой империи. Сын Есугея попробовал отговорить Тоорила, но тщетно. Началась новая война.

Где дружины «детей ворона» кераитов, наводившие ужас на врагов? Там же, где и остальные враги Чингисхана — в небесной степи. А здесь, на земле, черепа кераитских багатуров грызут лисы-корсаки да моют осенние дожди.

Племянницы Тоорила Ибаха-беки и Сорхахтани греют теперь ложа Чингисхана и сына его Толуя. Так захотело Вечное Синее небо.

Пришел черед Джамухи ответить за все то зло, что принес он монголам. Три кровавые битвы пожрали остатки его воинства. Из последней бывший анда Чингисхана вышел всего лишь с пятью нукерами. Они отправились в верховья Енисея, на гору Танлу, в дикие края, надеясь, что монголы потеряют их след. Но стремительный Джебе и упорный Джелме выследили беглецов.

Чингисхан с туменом воинов сам прибыл к подножью Танлу, чтобы поохотиться на Джамуху. Завтра утром начнется облава. Ни дремучие леса, ни заснеженные склоны, ни острые скалы не спасут тигра от разъяренного волка.

А сейчас надо спать. Поход за Великую стену можно готовить, только покончив с андой-предателем. Чингисхан отвернулся от костра, накрылся с головой и мгновенно погрузился в сон…

Он не проспал и часа — топот множества копыт поднял повелителя монголов с походного ложа. Первыми к потухшему ханскому костру прибыли телохранители-турхауды во главе с одним из «четырех героев» джалаиром Мухали. Они окружили Чингисхана тройным кольцом и зажгли факелы.

- Почему ты прервал мой сон? — недовольно спросил у Мухали Чингисхан.

- Подарок не спрашивает, когда ему дариться, — с поклоном ответил Мухали, звеня доспехами.

Чингисхан кивнул, уселся на свернутый плащ и потребовал чашку горячего чая, заправленного козьим молоком и овечьим жиром. Пока он мелкими глотками пил остро пахнущую жидкость, на вершину холма поднялась многолюдная процессия.

Во главе ее ехали Джебе и Боорчу. Они вели в поводу коня, на котором сидел связанный человек в потрепанной одежде. На голову его был надет мешок. Следом шагали пятеро угрюмых людей, судя по черной одежде, джардаранов. Завидев Чингисхана, они рухнули на колени, уткнулись лбами в побитую инеем траву и заложили руки за спины в знак того, что вверяют ему свои жизни.

Выплеснув остатки чая в костер — в знак признательности духам огня — Чингисхан отдал опустевшую чашку одному из тур-хаудов, разгладил бороду.

- Черные вороны вздумали поймать селезня, — прозвучал из-под мешка глухой голос, заставивший сына Есугея вздрогнуть. — Рабы вздумали поднять руку на своего хана. У анды моего что за это делают?

- Снимите мешок, — чуть помешкав, велел Чингисхан. — И развяжите его. А тех, кто поднял руку на хана своего — истребить на месте!

Стоявшие на коленях джардараны дружно взвыли. Джебе соскочил с коня, на ходу выхватил из-за пояса кривой широкий меч. Этот клинок, сработанный китайскими мастерами, он добыл во время похода на кераитов. Меч разрубал железо как дерево, а по лезвию вился диковинный волнистый узор.

Освобожденный Джамуха с интересом смотрел, как его недавние слуги расстаются с жизнью. Когда последний из джардаранов был обезглавлен и Джебе вытер окровавленный клинок о полу халата, Джамуха перевел взгляд на Чингисхана. Тот по-прежнему сидел в седле и смотрел на бывшего побратима сверху вниз.

Чингисхан долго разглядывал Джамуху, заметив про себя, что тот сильно изменился за годы, что они не виделись. В густых черных волосах Джамухи появились седые пряди, лицо потемнело. Лишь глаза остались прежними — дерзкими, злыми глазами тигра, готовящегося к прыжку.

- Слезай, — сказал Чингисхан и подбросил дров в затухающий костер. Боорчу и остальным он коротко приказал: — Оставьте нас!

Турхауды отступили от костра на тридцать шагов. Джамуха спешился, уселся рядом с побратимом, вытащил из-за пазухи кусок вяленого козьего мяса.

- Я голоден.

- Ты всегда голоден, брат, — заметил Чингисхан.

- Это верно, — расхохотался Джамуха и крепкими зубами впился в мясо.

- Вот мы и встретились с тобой, брат, — негромко, задумчиво произнес Чингисхан. — Я многим обязан тебе. И в первую очередь — жизнью. Поэтому, в память о былой дружбе, хочу я привести тебя в память, пробудить заспавшегося. Ведь ты раньше страдал сердцем за меня, брат!